Филип Фармер - Властелин тигр [= Владыка тигр, Бог-тигр, Властитель тигр, Лорд Тигр]
Сегодня он был в полном порядке, поэтому вскоре оказался наверху. Плато, плавно поднимаясь от края, заканчивалось милях в девяти перед гладкой, ослепительно черной стеной. Преграда вздымалась в небо на многие тысячи футов; казалось, разгневанный чем-то Бог выставил гигантскую черную ладонь: «Ни шагу дальше!»
Мирьям нередко повторяла, что черная стена означает конец Мира. Небо — голубое продолжение стены — образует над Миром прозрачную крышу, по которой каждый день карабкается солнце. В точности как мухи и ящерицы по стенам и потолку их собственной хижины. Затем солнце на западе спускается в туннель, пробитый в каменном подножии Мира, и к рассвету возвращается, чтобы вновь начать свой дневной путь.
Солнце, Сихэй по-амхарски, каким-то неведомым образом являлось также и Игзайбером. Измученная вопросами мальчика, Мирьям уточнила: солнце — это огненная птица, на которой Игзайбер порой разъезжает верхом. Рас постарался рассмотреть солнце повнимательнее. Одетое над горизонтом в пунцовую предзакатную дымку, оно показалось мальчику похожим скорее на пылающее яйцо, чем на птицу. Мирьям повергла Раса в замешательство заявлением, что птица просто еще не вылупилась из яйца, а когда случится такое, Мир ожидает невиданная катастрофа, — возможно, даже полное уничтожение.
И не прикрикни Юсуфу на жену, Раса застращали бы вконец. Он и так был весьма озадачен услышанным.
Западный и восточный обрывы плато разделяло примерно десять миль. На севере склоны постепенно сходились, и к моменту встречи с черной стеной их разделяло не больше семи миль. Это и была ширина границы Мира.
Джунгли, начинаясь почти у самого края плато, тянулись на три мили в глубь холмистой, порою сильно пересеченной местности, затем сменялись тремя милями равнины с множеством отдельных рощиц. Дальше местность делалась более возвышенной, деревья становились многочисленнее — недостаточно, впрочем, чтобы образовать сплошные заросли. Джунгли начинались снова только в холмах, предшествующих подножию черных скал. Именно там находили себе приют стаи горилл.
Три широких водопада низвергались из места встречи черного камня с синим небом. Стекая по северо-западному краю стены, они сливались у подножия в озеро шириной три мили. Из южного берега озера, где оно было несколько уже — до двух миль, — брали начало три ручья. Затейливым узором, постоянно петляя, они устремлялись к пропасти и бесшабашно бросались в нее, отдавая всю свою воду начинавшейся внизу реке.
Рас оленьей тропой прошел через джунгли и оказался на равнине. Здесь паслись небольшие стада слонов, семейство буйволов, антилопы и несколько бородавочников. Где-то по соседству визгливо потявкивал шакал. Не так уж много дичи для пространства шириной в пять миль и длиной в три. Но за последнее время живность здесь все-таки приумножилась — благодаря Расу, перебившему на плато почти всех леопардов. Рас и Юсуфу охотились исключительно для пропитания и не переводили дичь насовсем, как эти прожорливые хищники. Здесь, на плато, охотился и лев, Джанхой, но с весьма переменным успехом. Он постоянно нуждался в помощниках — загонщиках дичи, а Рас в последнее время не часто баловал его своей компанией.
Еще из джунглей Рас увидел макушку скалы, взметнувшейся к небесам из середины озера. По мере продвижения крутыми тропами к верхнему лесу она вырастала, а когда Рас вышел наконец на сравнительно открытое пространство на берегу — предстала взору во всем своем величии.
Ослепительно черного цвета, идеально ровной громада отнюдь не была. Казалось, создатели этого грубо четырехугольного в сечении колосса позабыли воспользоваться отвесом — ось монолита виляла вокруг вертикали, как преданный пес хвостом, до самой вершины в доброй тысяче футов над поверхностью воды.
Еще совсем малышом Рас находил этот гигантский каменный штопор довольно странным, чуждым всему окружающему. Почему он так одинок, уникален в своем величии? Почему ничто больше не нарушает озерную гладь? Что повелело ему взметнуться из воды к небу и застыть в угрюмом одиночестве на вечные времена? Какая чудовищная подземная сила?
И с каких стародавних времен на макушке черной скалы угнездилась Птица Бога?
Рас пошел на север вдоль восточного берега озера. У обугленных камней, оставшихся от сгоревшей старой хижины, свернул к востоку, миновал густо поросший высокой травой склон холма и вошел в лес. Большинство деревьев в этом лесу начинали ветвиться лишь высоко над головой. Раскидистые ветви, усеянные множеством мелких, почти прямоугольных и раздвоенных на концах листьев, роняли на подлесок густую тень. Симату, так на амхарском назывались эти деревья, раз в год пышно цвели белыми тугими цветками и плодоносили орехами — крупными, треугольной формы, с темной скорлупой.
Кроны симату круглый год давали приют бесчисленным стаям птиц самого разного вида и расцветки и постоянно выдерживали нашествия обезьян. Верещание, чириканье, пересвист, курлыканье и прочие волшебные для ушей Раса звуки кого-то постороннего поначалу попросту бы оглушили. Памятная и дорогая Расу сызмальства, эта лесная какофония едва ли утихала полностью даже ночью.
Взглянув вперед, Рас заметил старых знакомцев. Несколько обезьянок спрыгнули на землю, подбежали и стали клянчить угощение. Но, поскольку Расу на этот раз порадовать их было нечем, скоро отстали.
Растительность под деревьями никак не могла именоваться джунглями — сплетающиеся в вышине ветви, густо перевитые толстыми лианами, создавали в лесу полумрак даже в полдень. Выживали внизу только самые стойкие и неприхотливые.
Зато кроны просто упивались солнцем и кишели поэтому живностью. Здесь, на высоте семидесяти пяти футов, и был устроен дом, в котором Рас жил вместе с родителями. На двух гигантских, расходящихся под прямым углом ветках лежала бревенчатая платформа. Дом, сооруженный на ней, весь был сплетен из бамбука и покрыт листьями слоновьего уха. Довольно просторный — три комнаты, столько же входов, два окошка, — он был окружен еще и просторной верандой с перильцами. Рас хорошо помнил, как Мирьям впервые подвела его к этим перильцам и какой недостижимо далекой казалась ему тогда сверху земля.
Существовало три способа подняться в дом. Можно было вскарабкаться по прибитым к стволу перекладинам. Можно было воспользоваться лифтом, поднимаемым и опускаемым с помощью хитроумного такелажа. И, наконец, попросту взобраться по веревочной лестнице — ступенька за ступенькой. Последние два требовали так много мышечных усилий (не считая уже отказов запутанного такелажа), что редко использовались родителями для подъема — лишь для срочного спуска.
